«Эпидемия – это огромная машина». В новый год со старым вирусом

Несмотря на успехи вакцинации, в декабре резко возросло количество зараженных COVID-19, а в некоторых странах Европы количество позитивных тестов стало рекордным за все время эпидемии. Говорят о приходе пятой (или даже шестой) волны эпидемии, вновь вводятся ограничения, закрываются увеселительные заведения, отменяются фестивали, в некоторых странах под запрет попали даже новогодние фейерверки. В конце декабря, в период рождественских праздников, были отменены тысячи авиарейсов. Если еще недавно для беспрепятственных перемещений по Европе достаточно было только двух доз вакцинации, то теперь и у полностью привитых порой требуют негативный тест, а тех, кто был привит в первой половине 2021 года, настоятельно приглашают получить бустер. В Израиле всем людям старше 60 лет рекомендуют получить четвертую дозу вакцины.

Что дальше и сохранилась ли надежда на то, что в 2022 году с пандемией будет покончено?

На вопросы Радио Свобода отвечают биолог Ольга Матвеева (США), генетик Дмитрий Прусс (США), врач Александр Соловьев (Россия) и аналитик, создатель проекта «​Мониторинг эпидемии COVID-19 в Санкт-Петербурге»​ Алексей Куприянов (Россия).

– В начале 2021 года многим казалось, что всемирная кампания вакцинации завершится легкой победой над ковидом. К лету оптимистичные настроения усилились, а потом что-то пошло не так. Что случилось и кто виноват?

Дмитрий Прусс: Вакцины все-таки продолжают побеждать в плане уменьшения смертности и тяжелой заболеваемости, но оптимизма убавилось вместе с надеждами начисто ликвидировать вирус. На этом пути – и социальные, и биологические проблемы. Общество расколото, слишком многие отказываются вакцинироваться, причем среди них много пожилых и нездоровых людей. Значит, человечеству не только не удается предотвратить превращение ковида в эндемическое состояние, но и даже не удается настолько смягчить будущие волны в плане смертности и заполнения больниц, чтобы можно было облегченно вздохнуть, типа пускай это и новое эндемическое заболевание, но хотя бы не страшнее простуды или хотя бы гриппа. Биологически же оказалось, что обеспечить долгосрочный иммунитет против заражения новым коронавирусом ничуть не проще, чем против его родственников – коронавирусов обычной простуды, которые, как мы все знаем, приходят из года в год, несмотря на все обычные антитела и Т-клетки. Почему так происходит – у меня есть любимые, но недоказанные гипотезы. Но важнее для вопроса об оптимизме другое – то, что наука еще не сказала своё последнее слово, и я уверен, что новые концепции вакцин и новые лекарства в ближайшие годы поставят точку с ковидом (а может быть, и со всеми родственными коронавирусами одним махом).

Ольга Матвеева: Тут виновато только коварство вируса. Это коварство все время обманывает экспертов. Однако борьба продолжается: идет параллельно эволюция вируса, который учится все новыми способами обманывать иммунную систему человека, и эволюция подходов экспертов к тому, как лучше вооружить вакцину и как лучше сделать фармацевтические противовирусные препараты для победы над вирусом. Знания о вирусе в среде экспертов накапливаются с огромной скоростью, а знания – это сила. Схватка продолжается, но лично я верю в победу человеческих знаний и умений над злой природой коварного вируса. Однако точных временных рамок я назвать не могу. При этом стоит заметить, что смертность и госпитализации, связанные с вирусом, в странах с большим процентом вакцинированных все-таки существенно снизились. Вакцины уже спасли огромный пласт населения от предыдущей волны инфекции.

Александр Соловьев: Я бы выделил три аспекта: политический, социальный и биологический. Основной биологический – это изменчивость вируса. Появление новых вариантов вируса, которые меняют его свойства, делая его более заразным или более патогенным, способным лучше уклоняться от защитного воздействия иммунной системы, – меняет правила «игры». Мы наблюдаем серьезные изменения эпидемиологической ситуации с появлением «дельты» и «омикрона». Социальный аспект проявляется в психологическом утомлении, стремлении снять напряжение и жить так же, как до ковида. Это в большей степени проявляется у людей молодого возраста. В итоге – хуже соблюдаются антиковидные меры. Политический аспект очень важный, потому что проявляется в определенных действиях правительств, отражающихся на стратегии борьбы с пандемией, скорости реагирования на меняющиеся риски и угрозы. При этом нет единения между представителями разных политических партий (сил) при рассмотрении важных вопросов и принятии решений. Важно отметить и то, что часто политические решения принимаются без учета мнения ученых, без учета последних научных данных о коронавирусе.

Алексей Куприянов: Мне трудно сказать что-то о динамике настроений в обществе в целом. Мои собственные ожидания уже после начала второй волны стали скорее очень сдержанно оптимистическими, если не пессимистическими. Во всяком случае, легкой победы я не ждал. Да и вообще Россия выходит из этой борьбы с такими потерями, что я не вижу поводов даже для сдержанного оптимизма. Как ни считай, мы потеряли за два года пандемии почти миллион умершими. Только в Петербурге, где я живу, от COVID-19 умерло уже не менее 37 тысяч человек. В пересчете на население (около 0,7%) это в разы больше, чем в развитых странах.

Что касается конкретно 2021 года, то, во-первых, в России уже к апрелю было ясно, что национальная кампания быстрой массовой вакцинации провалена (хотя, честно говоря, быстрая и массовая изначально и не входила в планы – намеченные темпы были примерно вдвое ниже необходимых). Во-вторых, к лету накопились данные, свидетельствующие о том, что имеющиеся вакцины не создают изолирующего иммунитета и что их роль скорее в том, чтобы снизить вероятность развития тяжелого течения болезни и смерти.

В первом – провале массовой вакцинации – я вижу немалую вину российских властей (тут много причин, в том числе системных). Во втором, в каком-то смысле, не виноват никто. С силами природы воевать трудно. Ни улучшить имеющиеся вакцины, ни создать настолько оперативно новые никто был не в состоянии. Сейчас имеются сведения о новых, возможно, более перспективных вакцинах, о специфических препаратах против SARS-CoV-2, но к середине лета они все находились в стадии, далекой не то что от массового применения, но даже от клинических испытаний.

– Многие страны опять устанавливают ограничения, в том числе и для полностью вакцинированных. Какие меры, на ваш взгляд, необходимо вводить для того, чтобы сдержать распространение эпидемии? Есть ли меры, которые вы считаете неэффективными и избыточными?

Дмитрий Прусс: Ограничения для вакцинированных имеют эпидемиологический смысл. Вообще, чтобы защитить общество в целом, тем из нас, кто относится к коронавирусу серьезнее, всегда приходится отдуваться за тех, кто и пальцем о палец не хочет ударить для улучшения эпидемобстановки. Но, за возможным исключением восточноазиатских мер «нулевого ковида», все предпринимаемые контрмеры лишь частично эффективны. И точно предсказать их эффект и тем более взвесить их пользу против отрицательного влияния на функционирование общества, реально невозможно. Лидеры здравоохранения и политики вынуждены действовать на основе неполных данных и принимать во внимание политические реалии, основываясь и на догадках, и на компромиссах. Ничего уникального для ковида в этом нет, ибо правительства всегда примерно так и пытаются решить проблемы общества. Но с вирусом труднее, потому что поднявшуюся экспоненту уже не перешибить, и принимать решения приходится тогда, когда угроза еще мала и совсем недостаточно изучена, потому что медлить нельзя. А задним числом мы наверняка поймем, что некоторые вещи лучше было сделать по-другому. Как видите, я скорее сочувственно отношусь к тем, кто планирует противоковидные меры. Но постановка вопроса просто требует что-то обругать, и как два примера противоковидного маразма я бы привел следующие: когда пассажиров рейсов часами держат в антисанитарных условиях и в толпах очередей, превращая идею лучшего контроля над международными перелетами в какой-то экстремальный рассадник заразы; и когда студентов колледжей со вспышками ковида в спешке рассылают по домам, «успешно» понижая заболеваемость в университетских городках за счет неконтролируемого экспорта болезни.

Ольга Матвеева: У меня нет каких-то особенно новых рецептов. Что делать? Ответ – дополнительная вакцинация-буст, маски, социальная дистанция, ограничения на общение, массовое тестирование плюс огромная просветительская работа. Мне кажется, что правительства разных стран должны серьезно вложиться в просветительскую работу, чтобы увеличить доверие к вакцинам среди тех, кто вакцинироваться не хочет. Эти люди часто бывают драйверами новых волн. Хотя нельзя отрицать, что вакцинированные тоже болеют и заражают других, но это происходит менее эффективно, поэтому если идет новая волна, то невакцинированные люди – это как сухостой для лесного пожара, который помогает огню разгореться и набрать силу. От локдаунов общество устало, и от всяческих ограничений тоже, люди все меньше их соблюдают, поэтому я вижу способ борьбы с вирусом в просвещении и увеличении доверия к прививочной кампании. Роль прессы в этом процессе и популяризации научных знаний может быть очень большой.

Александр Соловьев: Необходимо обеспечить доступность вакцин для всех стран, без этого сложно контролировать пандемию. Нужно больше финансировать научные коллективы и работу по геномному мониторингу. Нужно усиливать работу эпидемиологических служб, обеспечивать доступное быстрое тестирование с использованием как экспресс-тестов, так и ПЦР-тестов. Нужно обеспечивать доступность масок/респираторов повышенного класса защиты – ffp2 и ffp3. Важно обеспечить большую безопасность в учебных заведениях и других общественных местах: ключевое – это воздух, которым мы дышим, и меры профилактики аэрозольного распространения вирусных респираторных инфекций. Для этого нужны СО₂-мониторы, вентиляция с использованием HEPA-фильтров в сочетании с УФ, обеспечение необходимой кратности воздухообмена. Нужно поддерживать меры, направленные на социальное дистанцирование. Избыточными могут быть меры по ограничению перелетов между странами.

Алексей Куприянов: Эпидемия – это огромная вероятностная машина, и мы должны противопоставить ей нечто равномощное, что снижало бы вероятности неприятных для нас событий – заражений, тяжелого течения болезни и смерти. Борьба с ней – не увеселительная прогулка, и цель человечества в этой борьбе не сводится к обеспечению возможности беспрепятственного посещения ресторанов или поездок на отдых в дальние страны привилегированным группам населения. Поэтому первое, что нам надо понимать, – меры должны быть комплексными, второе – что их эффективность зависит от последовательности и массовости. Все это, в свою очередь, зависит от способности властей вести диалог с экспертным сообществом и гражданами в целом, от качества экспертизы, сознательности граждан и от доверия к властям.

В России все катастрофически плохо со всеми элементами этой системы. Власти не хотят прислушиваться к независимым экспертам, а те эксперты, с которыми они консультируются, либо не имеют достаточной квалификации, либо не обладают достаточно независимой позицией, чтобы их голос на что-то повлиял. С гражданами государство не готово вести диалог языком рациональной аргументации. Все, что мы слышим с весны 2020 года, – это хаос шапкозакидательского оптимизма, окриков и запретов (нередко несвоевременных и бессмысленных). Власти пытаются создать впечатление, что ситуация находится под контролем и в руках настоящих профессионалов, но практика показывает, что эпидемия в России развивается практически неконтролируемо. При этом действенное доверие граждан к властям критически низко. Это хорошо заметно по тому, с каким упорством люди (порой даже довольно лояльные по отношению к властям) сопротивляются вакцинации, масочному режиму и ограничениям мобильности.

Если вернуться к системе мер, то я бы говорил о систематической вакцинации и ревакцинации с охватом все более широких слоев населения, включая подростков и детей; о переходе к новым, более эффективным вакцинам, по мере их появления; ограничении дальних перемещений, строгом длительном карантине для всех, кто перемещается на дальние расстояния (судя по всему, не менее трех недель с момента прибытия, а то и все четыре). Это касается как межстрановой, так и межрегиональной мобильности. Об обязательном ношении масок и респираторов в закрытых помещениях, ограничении численности одновременно находящихся в закрытом помещении, сокращении времени пребывания в закрытых помещениях. О переводе всего, что возможно, на удаленную работу, старшей школы и университетов – на дистанционное обучение. В мегаполисах необходимы системные меры по разгрузке общественного транспорта (рассогласование графиков работы крупных предприятий, уменьшение интервалов в движении общественного транспорта). При этом я бы не делал чрезмерно больших поблажек вакцинированным. Как мы уже знаем, имеющиеся вакцины не создают изолирующего иммунитета. Вакцина – не эликсир бессмертия. Маски, разумные ограничения мобильности и самодисциплина должны остаться. Вакцинация – лишь один из элементов нашей вероятностной машины, позволяющий по крайней мере снизить нагрузку на больницы, это не просто средство для получения QR-кода, воспринимаемого как пропуск в доэпидемический рай. Возможно, меры, связанные с разобщением (ограничения мобильности, карантин, дистант), не должны действовать постоянно, но необходимо по крайней мере чутко реагировать на рост заболеваемости и стараться не допускать вспышек наших обычных российских масштабов.

Возможно, наиболее вдумчивый и осторожный подход необходим к детским садам и школам. Дети детсадовского возраста и младшие школьники далеко не всегда готовы к относительно самостоятельной жизни и нуждаются в заботе родителей, учителей и воспитателей. Для многих из них, возможно, дистанционное обучение вообще неприемлемо, но если удастся разгрузить школы за счет более самостоятельных учеников средних и старших классов, можно будет хотя бы разукрупнять классы и группы продленного дня в наиболее напряженные периоды.

Все эти меры не будут работать без мощных социальных программ. Необходима поддержка граждан и бизнесов, страдающих от пандемии. Власти России предпочитают поддерживать силовые структуры и перераспределяют бюджет в их пользу, но ни Росгвардия, ни армия, ни новые заранее морально устаревшие виды вооружений не спасут нас ни от коронавируса, ни от социально-экономических последствий пандемии. Надо думать о людях, а не о пустых сиюминутных политических амбициях.

Впрочем, все эти рассуждения в России почти совершенно лишены смысла, поскольку ни одна из мер, о которых я говорил, кроме частичного перевода учебных заведений на дистанционное обучение, незначительных послаблений бизнесам и небольших финансовых подачек населению перед днями голосований, никогда не принималась. Те вялые ограничения, которые вводили, обычно запаздывали. Например, летом 2021 года власти Петербурга объявили о ковидных ограничениях в тот момент, когда крематорий уже был перегружен, а заболеваемость шла на спад. Осенью 2021-го спад заболеваемости в Петербурге также начался раньше, чем были введены «нерабочие дни» (это означает, что с их введением снова, как и в предыдущие три волны, опоздали).

Из того, что нередко обсуждалось в эти два года, нет никакого смысла ограничивать прогулки и занятия физкультурой и спортом на свежем воздухе, в особенности индивидуальные. Разумеется, никакой опасности в плане эпидемии не представляют одиночные пикеты (и даже массовые политические митинги и шествия, судя по всему, тоже). Главное, чтобы это не происходило в помещениях, участники старались соблюдать физическую дистанцию, носили маски или респираторы и старались разумно ограничить время проведения таких мероприятий.

– Сейчас распространяется новый штамм, ВОЗ даже заявляла, что наступил худший период за все время пандемии. Есть ли основания думать, что эпоха локдаунов, ограничений на путешествия, социальной дистанции, масочного режима и т. п. в 2022-м завершится?

Дмитрий Прусс: Конечно, «омикрон» на несколько месяцев вернет нас в ситуацию последних двух лет, как бы мы ни рассчитывали наконец вырваться на свободу. Даже если оправдаются наши лучшие надежды и волна «омикрона» окажется гораздо короче, ниже и менее разрушительной для систем здравоохранения, чем мы опасались в первые дни после внезапной идентификации нового штамма. Поскольку правительства обязаны вовремя ответить ограничениями на еще не до конца определенную угрозу, а вот отменять ограничения они могут и с задержкой. И реально задержатся, как это всегда и бывает. Но все равно сегодняшние угрозы «дельты» и «омикрона» уже в ближайшие месяцы смягчатся настолько, что большинству ограничений должен настать конец. Другой вопрос, что оба штамма могут еще и вернуться месяцы спустя, когда иммунитет несколько ослабнет и сможет приоткрыть им дорогу, – вернуться, надо полагать, с заметно уменьшенной тяжелой заболеваемостью и смертностью, но нет гарантии, что власти совсем ничего не закроют в ответ. А уж о чем-то третьем, гипотетическом, даже не возьмусь предсказывать. Лучше пожелаем себе к Новому году, чтобы обошлось. Хотя своим тупым упорством и междоусобицей мы, человечество, не очень-то заслужили таких новогодних подарков.

Ольга Матвеева: Я не провидец, но мне, как и многим другим, хотелось бы надеяться, что человеческий иммунитет, научные достижения и просвещение, вместе взятые, обуздают следующие волны инфекций. Конечно, хотелось бы надеяться, что это случится уже в 2022 году.

Алексей Куприянов: Мы сейчас в самом начале большой волны, связанной с распространением варианта «омикрон». В России она, судя по всему, только начинается. Если она не успеет по-настоящему развернуться в масштабах всей страны до лета, как было в прошлом году с «дельтой» (Москва, Петербург и некоторые другие регионы получили мощную вспышку в июне – июле 2021 года, но в большей части регионов основной удар «дельты» пришелся на осень), то мы раньше осени с ней не покончим (вернее, она не покончит с нами). Предугадать эволюцию невозможно, и исключить появление в течение года новых вариантов вируса, сопоставимых по вирулентности с «дельтой» и «омикроном» и способных уходить от иммунного ответа и приводить к массовым вспышкам заболеваемости, нельзя. Поэтому я бы готовился к долгой позиционной войне с вирусом. Если эти пессимистические ожидания не оправдаются, можно будет дружно порадоваться.

Александр Соловьев: Не думаю, что в 2022 году можно говорить о прекращении пандемии. А это значит, что мы должны будем придерживаться большинства нефармакологических мер – масочного режима и принципов социальной дистанции. Надеюсь, практика общенациональных локдаунов будет в прошлом, хотя и не исключены локальные локдауны (как это можно наблюдать в Китае). Мы будем путешествовать в новом году больше, чем в 2021-м, но с соблюдением необходимых антиковидных мер.