15 июля будет ровно год с неудавшейся попытки государственного переворота в Турции. Президенту страны Реджепу Тайпу Эрдогану удалось сохранить власть после путча, и устранить своих политических оппонентов.
Тогда военные перекрыли мост через Босфор, обстреливали парламент из танков и остановили работу стамбульского аэропорта Ататюрк. К нему тоже подогнали танки.
Мятежники захватили несколько СМИ, включая здание государственного телевидения TRT, здания полиции в Анкаре и Стамбуле. В ночь переворота погибли более 240 человек, многие из них – гражданские.
Но режим Эрдогана устоял. В организации путча он обвинил исламского богослова Фетхуллаха Гюлена, а в отношении его сторонников начались массовые репрессии. Турецкие власти ввели в стране чрезвычайное положение, действующее до сих пор.
По данным Министерства юстциции Турции, за год были арестованы более 50 тысяч человек, в отношении почти 170 тысяч возбуждены уголовные дела, свыше 8 тысяч – в розыске.
В пользу государства было конфисковано имущество граждан и организаций на сумму 40 миллиардов лир – это больше 11 миллиардов долларов.
Десятки тысяч человек потеряли работу. Министерство образования объявило об увольнении 9 с половиной тысяч учителей. Еще почти 28 тысяч были временно отстранены от работы. Всего на некоторое время без работы остались почти 150 тысяч госслужащих. Власти Турции утверждают, спустя год 33 тысячи из них восстановили в должности.
Четверть всех судей и прокуроров тоже потеряли свои места, сразу после переворота были закрыты больше 4 тысяч организаций, связанных с Фетхуллахом Гюленом. Среди них почти 2 тысячи школ, более 160 СМИ, благотворительные организации, больницы, профсоюзы.
Тем не менее, даже оппозиционно настроенные турки не готовы к смене власти, говорит корреспондент Настоящего Времени Шахида Якуб, которая сняла фильм о последствиях военного переворота.
«Я не встречала таких людей [которые бы сожалели о том, что переворот провалился]. Причем я разговаривала с широким спектром людей – это светские турки, которые коммунисты, есть люди, которые и не гюленисты, и не коммунисты, а просто элита турецкая – и все сказали, что не хотели бы, чтобы те люди, которые совершили попытку переворота, пришли к власти. Никто не хочет военных у власти», – рассказывает Якуб.
За 2017 год президент Турции Реджеп Эрдоган уже успел сделать множество спорных заявлений: действия властей Германии «не отличаются от действий времен нацистов» Нидерланды надо научить международной дипломатии, а Австрию нужно исключить из всех важных программ НАТО. Все эти заявления так или иначе связаны с неудавшейся попыткой переворота, рассказал телеканалу Настоящее Время Ильшат Саетов, научного сотрудника Института востоковедения РАН.
– Турция 60 лет состоит в НАТО, и, кажется, это союзники. При этом из того, что я даже сейчас рассказал, создается впечатление, что меняется какой-то вектор турецкий. Но в какую сторону меняется, я хотел спросить у вас.
– Последние 5-6 лет видно, как Турция отдрейфовывает от Запада, в частности, от ЕС, меньше – от НАТО. В любом случае, она очень тесно связана разного рода отношениями как экономическими, так и военными, поэтому, по большей части, конечно, риторика Эрдогана остается всего лишь рассчитанной на внутренний рынок.
– Тогда возникает вопрос: какие противоречия, вернее, даже не какие противоречия, а по-другому можно задать вопрос, Турция видит себя какой-то сверхдержавой, которая сама может справиться со всеми проблемами? В чем смысл этой политики? Полвека все было нормально, сейчас такая вот дружба с Москвой, она тоже ведь все время с трудом получается – то прерывается, то налаживается.
– Ну да, с Россией отношения Турции развиваются, так скажем, зигзагами. Тут главный, мне кажется, момент в том, что когда Эрдоган почувствовал силу и то, что конкуренции у него нет во внутриполитической ситуации, на арене, он решил власть, так скажем, держать до конца и никому ее не отдавать.
– Но в регионе же у него есть конкуренты? Он же не единственный Эрдоган, или я не прав?
– Собственно, внешняя политика все-таки привязана больше к внутренней. То есть они вполне себе благополучно двигались в сторону ЕС, выполняли копенгагенские критерии, и в принципе ситуация в Турции была даже лучше, чем у некоторых восточноевропейских стран, которых в ЕС приняли. Но Европа решила все-таки, мне кажется, исходить из таких цивилизационных каких-то критериев, и Турцию все-таки не приняла. И это совпало с тем моментом, когда Эрдоган решил поддерживать дружественные, так скажем, силы во время Арабской весны и развернул кардинально внешнюю политику, потом произошел коррупционный скандал и так далее. Все это привело к тому, что Эрдоган на данный момент пытается удержать просто власть. И те вещи, которые совпадают, которые подходят ему, он их выполняет. А те, которые, например, свобода слова какая-то, демократия и прочее, не очень совпадают, не выполняет.
– А можно так рассуждать, что Эрдоган, собственно, превращается в авторитарного лидера отчасти из-за того, что Европа не приняла Турцию в Евросоюз?
– Я думаю, что определенная доля вины Европы в этом есть. Если бы, скажем, в 2010 году после изменения Конституции, был там референдум, если бы после этого ЕС принял Турцию, то вполне возможно, что многих негативных последствий сегодняшнего дня можно было бы избежать.
– И вопрос вот еще какой: что происходит с армией? В какой роли себя сейчас воспринимает эта структура, что называется, как себя чувствует в автобусе турецкий солдат в форме, как вы считаете?
– Престиж армии резко упал после попытки переворота или контролируемого переворота, как его называет оппозиция. И многие тысячи солдат были арестованы, десятки тысяч уволены, поэтому на данный момент можно сказать, что Эрдоган практически полностью армию себе подчинил, либо находится в каком-то состоянии договора.
– А может так выйти, что армия не спасет Турцию в тот момент, когда понадобится действительно отражать агрессию, если, не дай бог, такое случится? Вот именно сейчас?
– В случае какой-то полномасштабной войны, конечно, этот риск есть, потому что армия ослабла достаточно сильно. Но там не только армия, там и полиция тоже не в самом лучшем состоянии находится. Поэтому я думаю, что риск есть. Но другое дело, что я сомневаюсь, что дело может дойти до полномасштабной войны, это могут быть только какие-то военные операции, для этого, конечно, у Турции хватает сил.
